Апостол народной трезвости > Рубрика в Самаре

САМАРСКАЯ ГАЗЕТА

А ведь и он мог бы, коли бы зенки-то не заливал с утра до вечера! Коли бы на мир посмотрел по-человечьи. И был бы у вас совсем другой мужик, ваше величество, с которым вы бы ещё и подружились! А то ведь он волком на вас смотрит из дикого леса. Того и гляди — бросится…
  Он ждал сокровенную мысль, и она пришла! Хозяин кабинета быстрым шагом направился к столу, и там уже обмакнул дорогое позолоченное перо в чернильницу, и на приготовленном листе принялся быстро и чётко писать:
  «Русско-японская война потрясла до основания нашу родину. За великими поражениями и неисчислимыми потерями последовал незабываемый позор. А следом началась революция. Окровавленная, измученная Россия одиноко лежала среди чада и смрада и з а дыха лась в у жасах св о-их великих страданий. Вот это роковое падение в пропасть и заставило меня искать причины тех великих несчастий, которые потоком на нас вдруг обрушились…»
  — Всё так, всё так, — кивал он самому себе. — Может, скажут, чересчур смел, щучий ты сын, мужицкий корень, ну так это их дело! Пусть утрутся!
  И вновь поменяв лист, хозяин дома продолжал писать:
  «А причина была проста! Среди тьмы и невежества, как густой лес, раскинулись по России десятки тысяч винных лавок, миллионы шинков, пивных, трактиров и постоялых дворов, и из всех этих страшных мест широкой рекой изливалась огненная вода смерти и нищеты, порока и одичания. Жадно и бессмысленно, от дворцов до ночлежных домов пили и пропивались деревни и села, города и столицы, крестьяне и рабочие, духовенство и войска, старики и женщины, девушки и дети. Матери торговали своими дочерьми, братья жили телами своих сестёр. Девушки, не зная стыда и глотая спирт, отдавались разнузданным пьяным парням. Трезвые священники выживались из своих приходов попами, пившими в церковных сторожках и ничего не имевшими против «камаринского и трепака на поминках. Гуляли пущенные из мести и под пьяную руку «красные петухи». За бутылку водки раскалывались сыновьями материнские черепа. За несколько медных грошей вырезались целые семьи. Ради шутки и фантазии всаживались в бока ножи…»
  Слуга, принесший чай, наскоро поставил поднос, перекрестился от услышанного и исчез. А хозяин хмурился, и зло!
  —  Пусть говорят! Хоть министры! А я сложу кукиш и в харю им суну : нате вам! — свободной от пера рукой он сложил крепкую мужицкую фигу. — Выкусите! Сказал: будете слушать — значит, будете!
  И продолжал писать:
  «Голод и нищета не выпускали страну из своих тисков. 40 процентов деревенского населения гуляло со страшной, никогда не бывалой в деревнях венерической болезнью. Родина вымирала. Умственный уровень упал, нравственность была искажена до неузнаваемости, религиозность или осмеяна, или забыта. Люди стали хуже зверей, которые инстинктивно привязаны к своим детям. Страна прежде не знала такого количества подкидышей или синих трупиков в прорубях и помойных ямах. Каторга и тюрьмы были полны, суды не знали ни минуты отдыха. Ни в одну войну, кажется, не проливалось столько слёз и крови, сколько проливалось вокруг, и в то же время Россия никогда раньше не погрязала в таком ужасном и постыдном, поголовном и омерзительном пьянстве!»
  А через неделю Михаил Дмитриевич Челышов продолжал читать свою статью, но уже перед депутатами в Третьей Государственной Думе, в столице России, в Санкт-Петербурге.
  —  «Человек превратился в ту «гадкую, трусливую, жестокую себялюбивую мразь», о которой говорил один из героев «Бесов» Достоевского «и которая не знает границ своей пьяной жажде и порочной животной алчности…» И этим человеком, господа, — громогласно говорил он в зал, — этим вырождающимся варваром и зверем был сын России, в котором было заложено столько святого «честного, великого и славного»! А с другой стороны, двухмиллиардный бюджет государства составлялся кабинетными теоретиками и узкими бюрократами так, что большая часть государственных доходов источником своим имела кабак, то есть ту ненасытную «волчью пасть», в которой погибло всё лучшее и прекрасное русского народа».
  Зал, слушая оратора-исполина в мужицкой одежде, уже давно возбуждённо гудел. Слова его жгли: и слух, и сердце, и душу!

От него потоком шли волны крутой, почти звериной силы. Ни отвлечься было нельзя, ни уйти. И противники, и сторонники оратора не могли пропустить ни одного слова!
  — Вы только подумайте, господа, — вдруг доверительно заговорил оратор, — ещё в ноябре 1907 года, при открытии Третьей Государственной Думы, моё заявление о необходимости борьбы с пьянством встретили смехом! Газеты потешались надо мной! В России да не пить? Как так?! Многие из вас измывались в клоунском смехе и над моими речами, и над самым жгучим и больным вопросом русской жизни. И прошло достаточно времени, прежде чем смеявшиеся стали к моему голосу прислушиваться, а брошенные мной мысли начали в общественном сознании прорастать. Теперь меня и моих сторонников слушает вся Россия, и Европа слушает! Мы создали Комиссию по отрезвлению страны! Пусть пока успехи малые, но и от них я счастлив! — он гордо поднял голову. — Значит, моя работа была небесплодной!
  Ему аплодировали. Конечно, враги этому человеку были. Но противники давно перестали стучать ногами и улюлюкать. Он усмирил их. За несколько лет работы в Думе этот человек сумел доказать свою правоту. За его выступлениями следил император Николай Второй, его лютой ненавистью ненавидел министр финансов, его поддержал словом премьер-министр Петр Аркадьевич Столыпин, он получил благословение от самого Льва Толстого. Наконец, его хорошо знали ученые-медики Европы; за годы депутатства его имя услышал весь мир.
  Оратора и громовержца, самарского купца и депутата, звали Михаил Дмитриевич Челышов.
 

— Идём от греха подальше…
  И они встали и пошли в сторону усадебки.
  — Так он что, батя, убил её? — спрашивал Миша.
  — Может, и убил, а может, только покалечил, — отвечал отец. — Да уж кирпич больно здоров был…
  — А что теперь с ним будет, с дяденькой этим, а, батя?
  —  А ничего хорошего с ним не будет, вот как, — недалеко от ворот усадьбы Дмитрий Ермилович остановил сына, посмотрел ему в глаза.
  — Запомни, мы не такие, как они, -сказал он. — И жить мы должны по-другому, по совести. Чтобы Господь смотрел на нас с небес и радовался. Никогда глотка не пей этой дьявольской воды, Миша. А кто предлагать будет, помни: не друг он тебе — враг он твой. Скажи: так и сделаю, отец. Богом поклянись.
  — Так и сделаю, — кивнул Миша. В левой руке он держал завёрнутый в тряпицу хлеб, а правой перекрестился. — Истинный крест!
  Слова отца навсегда врезались ему в память. А собственная клятва была порукой, что он исполнит отцовский завет.
  К концу семидесятых годов XIX века Челышовы со товарищи обошли всю Владимирскую губернию. Но иным людям всегда хочется большего!
  — Ну что, куда дальше пойдём? -спросил как-то за обедом Дмитрий Ермилович. — В Ярославской своих искусников хватает, в Ивановской тоже. Нам бы туда, где нас жду т, как манну небесную! Спят и видят! И чтоб щедрыми были!
  Они обедали артелью. Хлебали щи, таскали из чугунка картошку, закусывали ржаным хлебом, салом и солёными огурцами.

Жена Дмитрия Ермиловича готовила на всех. Мужчины её уважали. И если Дмитрий Ермилович был головой их артели, то жена — сердцем. Трудно было представить более сплочённых одним делом людей. Начальник собрал только старообрядцев — «своих», чтобы не было разных взглядов на жизнь, разночтений книжных, а главное, чтобы не загоралось лишних страстей в его работниках, как та же тяга к вину. Его люди делали всё чинно, надёжно, крепко. И работали с Божьим словом, и ели, и пили, и спать ложились. Были с Дмитрием Ерми-ловичем и трое сыновей: Михаил, Дмитрий и Александр. Старшему исполнилось шестнадцать, другие — совсем юнцы.
  — А ведь есть такое место, где нас жду т, — молвил один из работников.
  — Привольный город! Туда сейчас все текут. Волга там!
  — И что за город такой? — спросил Дмитрий Ермилович.
  — Самара, — ответил работник. -Говорят, растёт на все стороны света. По Волге баржи плавают туда-сюда, товаров не счесть!

Торговые люди туда валом валят! Дома строят! Туда мой шурин подался ещё годков пять назад. Весточка давеча пришла от него: обживается! Но, говорит: тот город вёртких любит! Чтоб хватка была!
  — Этот как раз для нас, а? — Дмитрий Ермилович подмигнул старшему сыну. — Мы и верткие, и хваткие. А может, и впрямь, попытать судьбу? Один раз ведь живём.
  И артельщики решили: после очередного заказа плыть им в Самару! Искать счастья на Волге.

Владимирские строители и маляры приплыли на торговой барже, идущей на Каспий, и теперь с восхищением и восторгом смот р ели на это чудо. В последней четверти ХIХ века Самара, как сказал о ней один известный путешественник, «росла как на дрожжах». И это была чистая правда. Трудно было найти в России другой такой город, который поднимался бы так быстро и разрастался так смело. И тому способствовало Богом данное месторасположение Самары на гигантской волжской излучине.

Как же не похожа была Самара на другие русские городки! На суровую Вологду и тишайший Владимир, на величавый Ярославль и степенную Кострому. Там — традиция, тут — энергия роста. Всё здесь бурлило, кипело, ширилось на глазах!

Человеческий муравейник, да и только!
  —  А мы туточки пригодимся, — со знанием дела сказал Дмитрий Ермилович своим спутникам. — А, Миша, сынок, что скажешь? —  Вот это город! — восхищённо молвил шестнадцатилетний Миша Челышов. — Сказка! Для нашего-то брата! Тут ведь работать днём и ночью можно, и всё мало будет!
  Отец переглянулся с бывалыми работниками.
  — Ты гляди, не переусердствуй в своих фантазиях, Миша, — сказал мудрый отец. — Но сколько сможем, столько и унесём. А что мы оброним, Димитрий с Сашкой перехватят, — отец кивнул на стоявших позади младших сыновей. — Они тоже ловкие!
  Купцы Аржановы были не простыми купцами, что нарождались из мещан или крестьян, эти вышли из казаков. Уральских! К середине девятнадцатого века Аржановы, занимавшиеся хлеботорговлей, были вторыми по богатству из самарских купцов.

Первое место занимали Шихобаловы. И дома Аржановых, соответственно, были лучшими в Самаре! Вот к ним, предварительно всё разузнав о счастливчиках и баловнях судьбы Аржановых, и пришёл с поклоном Дмитрий Ермилович Челышов. Лаврентий Семенович Аржанов, купец первой гильдии, известный благотворитель, сразу разглядел в Челышове серьезного подрядчика.
  — Работа ваша, — сказал он. — Начинайте, а там поглядим.
  И Челышовы взялись за большой строительный заказ: они должны были отремонтировать новый дом Аржановых на Дворянской улице. Малярные работы продвигались по дому — из комнаты в комнату. И вот на пути оказалась библиотека.

После работы, когда артельщики храпели на матрацах, Миша повадился захаживать в библиотеку. Отец сам научил его читать, староверы были в большинстве грамотные. Старший сын оказался истинным книгочеем! Он еще прежде буквально проглатывал одну книгу за другой! Когда все остальные спали, набираясь силёнок, Миша читал. Очень любил прик лючения.

Но однажды ему попалась особенная книга… 

— «Н.Е. Зегимель, — прочитал он вслух. — Необходимые правила для купцов, И банкиров, комиссионеров и вообще для каждого человека, занимающегося каким-либо делом. Санкт-Петербург, 1881 год». — Миша Челышов раскрыл книгу. — «Первое. Деловые качества: здравый рассудок, быстрое соображение, твердость характера в исполнении всех дел. Каждый порядочный человек может выработать эти качества решимостью и силой воли».

Как хороши были эти слова, как точны и мудры! Он и сам так думал!

— «Второе…»

Миша вздрогнул от густого низкого голоса, взглянул на дверь и вскочил.

— «…Любезность и вежливость. Часто случается выслушивать незаслуженные дерзости; чрезвычайно важно не потерять самообладания и отнестись к подобным случайностям с полным тактом ихладнокровием…»

На пороге библиотеки стоял хозяин дома Лаврентий Аржанов, в шубе из бобра и собольей шапке.

— Здрасьте, Лаврентий Семенович, — поклонился Миша.

— А я не в первый раз вижу тебя с книжкой. Читай дальше, — хитро и цепко глядя на юношу, потребовал хозяин дома.

— «Четвертое, — несмело продолжил Миша. — Наблюдайте за порядком во всех, даже малейших ваших делах. Дорожите копейкой, как дорожите рублем.»

— Это ты, Миша, особенно запомни! — кивнул Аржанов. — Иные думают: рубль сберегу, а копейка, что копейка? Так вот это самая великая на свете глупость! Именно копейка рубль и сбережет. Дальше!

— «Пятое. Будьте систематичны и регулярны во всем, — прочитал он. — Шестое. Работайте сами. Не полагайтесь на помощников.»

— «А если надо положиться, то наблюдайте за ними», — дополнил его Аржанов.

Хозяин дома улыбался. О Лаврентии Семёновиче Аржанове говорили многое, что купец он от самой природы, удачлив и расчетлив, своего не упустит, что складывает в уме великие цифры и помнит всё, что прочел…

— «Седьмое, — глядя в глаза юноше, низким и зычным голосом сказал Аржанов. — Держите всегда данное слово. Лучше не обещайте, если не уверены в том, что вы в состоянии исполнить обещанное, но раз давши слово, вы должны его помнить и свято исполнять», — и вновь требовательно кивнул Мише.

— «Восьмое, — проглотив слюну, продолжал тот. — Публикации. Если хотите делать большие дела, не жа-

лейте денег на частые публикации о них в самых распространенных газетах».

— Верно! Пусть о тебе все знают! -молвил Аржанов. — Потому что люди пойдут к тем, о ком говорят, и говорят много и хорошо! Дальше!

— «Девятое. Не гонитесь за делом, обещающим большие барыши, но сопряженным с риском. Лучше занимайтесь такими предметами, которые дают хотя малую, но верную пользу.»

— Иногда риск нужен, Миша, — пояснил Аржанов, — без риска никак нельзя, но и рисковать нужно с умом. Не на авось! Всё просчитать надо! Читай!

Челышов прочитал:

— «Десятое. Не тратьте весь ваш капитал на одно дело, особенно при начале».

— Тоже верно! — согласился Аржанов. — А вдруг прогоришь? Всё потеряешь? Лучше иметь три удочки и забросить в разных местах! «Одиннадцатое! Сосредоточение сил — одно из главных условий успеха. Занимаясь делом, всесторонне изучайте его выгодные и дурные стороны и не бросайте его, пока не убедитесь в невозможности его успеха. Но если есть малейший шанс на успех, не отступайте, потому что постоянное и ревностное преследование одной цели непременно увенчается успехом». Такое сердцем нужно чуять! Печенками! Дальше, паренек!

Двенадцатый пункт говорил об усердии и основательности, внимании и непреклонности в выбранном деле. Тринадцатый повелевал хорошо платить помощникам, чтобы они не воровали. Последующие пункты учили купцов, как держать себя. И, наконец, двадцатый. Доверие!

— Этот пункт запомни особенно хорошо, — сказал Лаврентий Аржанов. — «Всякое дело основано на доверии, поэтому вы должны всеми силами стараться снискать себе полное доверие тех, с кем вам приходится иметь дело. Этого вы можете достичь разными путями, а главное — честностью и добросовестностью». И еще запомни последнее правило, — Аржанов кивнул Мише.

— «Двадцать первый пункт, — произнес тот, — соблюдайте экономию в ваших личных р асходах, лучше живите ниже ваших средств, чем выше».

Аржанов картинно ударил тростью об пол, точно волшебник, который собирался совершить чудо:

— «Если кому-то удастся соблюсти хотя бы треть из этих правил, то за того человека можно быть спокойным». Ну, говори честно, хорошая книжка?

— Очень хорошая, Лаврентий Семенович! — честно признался Миша. — Как будто я сам всё это придумал и сказал.

Вот после этих слов именитый самарский купец, миллионер, и пригласил Мишу, простого паренька, сына владимирского маляра, выпить с ним на кухне чаю с баранками. Им хватило часа, чтобы подружиться. И когда артельщики во главе с Дмитрием Ермиловичем проснулись и пошли искать юного книгочея, то увидели того в знатной компании.

— Что, мужики, оставите нас со старшиной вашим и его сыном? -спросил купец. — У меня разговор к ним, но с глазу на глаз.
Артельщики переглянулись, поклонились и вышли. Аржанов сам налил чаю старшему строителю и маляру, а потом молвил:

— Удивительный у тебя парень растет, Дмитрий Ермилович. Не дать ему ходу — в простых малярах оставить — преступление совершить.

Миша не смел и дышать!

— Вы это к чему, Лаврентий Семенович? — спросил Челышов-старший.

Он плохо понимал, куда клонит именитый богач. «Да неужто к себе взять решил? — думал артельщик. — В приказчики? О чем они тут сговорись, пока на кухне сидели?» Ну так ему Мишу отдать, что руки лишиться…

— А потому скажи, — продолжал Аржанов. — Дело твое малярное, оно как: мечта заветная или ты большего бы хотел?

Отец переглянулся с рослым Мишей. Всё прочел в его глазах! Великую надежду увидел!

— Скажи ты, батя, Лаврентию Семеновичу, — горячо вымолвил Миша, — он ведь благодетелем нашим может стать.

Дмитрий Ермилович врать не стал: сказал, что хочет много большего! О своем настоящем деле мечтает! Строителем хочет стать! Торговый дом основать! Но начальный капитал нужен! И немалый! Только и всего!..

— Только и всего, — усмехнулся Аржанов.

— У меня уже всё и просчитано, Лаврентий Семенович, — в конце сказал Челышов-старший. — Слово даю, сколько бы ни ссудили: всё вернем! До рубля. До копейки! Только время дайте развернуться!

На рубеже XIX и XX веков Самара, как и прежде, интенсивно строилась, но менялся стиль. В моду входил модерн. Но и традиция в архитектуре купеческого мегаполиса играла огромную роль. На фоне разнообразных особняков Самары, выходивших красивыми фасадами на улицы и тянувшимися в глубь кварталов голыми кирпичными хвостами, стали подниматься дома, которые невозможно было перепутать с другими.

Это были красного кирпича дома в русском стиле с арочными рельефными окнами и подъездами и с островерхими крышами а-ля теремок. Предыстория строительства этих домов была такая. Один известный всей Самаре купец и начинающий политик, еще совсем молодой, высоченного роста, с пышной шевелюрой и тараканьими усищами, пожаловал в гости к знаменитому самарскому архитектору Александру Щербачеву и попросил его построить доходный дом.

— А какой стиль вы бы предпочли? — спросил архитектор Щербачев.

— А где будем строиться, Михаил Дмитриевич? — спросил архитектор.

Да, заказчиком был молодой купец-миллионер, гласный Думы Михаил Дмитриевич Челышов.

— На Саратовской, — ответил усатый гость. — Мы там с отцом только что землицу прикупили.

И Щербачев, зять легендарного городского головы Петра Алабина, взялся за дело. О том, как Челышов ставил в Самаре красавцы-дома и как превращал в спектакль каждое строительство, по городу ходили легенды. Например, как Михаил Челышов выбирал оконные рамы. Он их испытывал на прочность! Вызывал сразу нескольких агентов с товаром, вперед платил по рублю и раздавал своим подручным по раме. Затем велел им подняться на самый верхний этаж только что отстроенного дома. Агенты трепетали!

А затем Челышов командовал:

— Бросай на мостовую!

 
На Саратовской Александр Щербачёв поставит заказчику Челышову два дома, в одном из которых будут жить сами Челышовы, затем на той же Саратовской, но ближе к Панской встанет и гигантская баня Челышовых в четыре этажа; будут и на других улицах дома, но самый огромный, дом-исполин на целый квартал, встанет на Алексеевской, недалеко от Ильинской церкви.   

Как же так быстро разбогатели и поднялись Челышовы, что превратились из маляров-странников, перекати-поле, в матёрых самарских купцов? А всё потому, что умно распорядились деньгами Аржанова, вложили так, как было написано в книге Зегимеля: сразу в несколько дел. Мудрость обернулась великим доходом! Да и не пропили и не прогуляли на радостях ни одной копейки из той казны!  

Получив деньги, Дмитрий Ермилович спросил у сына:

— Ну так как, ты мне доверяешь, Михаил Дмитриевич? Потому что я такого чуда всю свою жизнь ждал. Вдруг свалится с неба та заветная горбушка?! Манка та небесная просыплется в ладони мои! Так доверяешь отцу? Десять тысяч рублей под тебя дали!..

— Доверяю, батя, — ответил Михаил.

В самое ближайшее время Дмитрий Ермилович открыл строительную фирму «Торговый дом Д.Е. Челышов с сыновьями».

Делать надо то, что лучше всего умеешь. А Челышовы лучше всего умели облагораживать дома: ремонтировать, белить и красить. На это и сделали упор. Самара строилась, и опытные маляры и штукатуры были ой как нужны!  

Но тут и Михаил подключился со своим умом. Рассказал отцу о книге Зегимеля и восьмом пункте: «публикации»!

— Всякий самарец отныне должен знать, кто ему дом в божеский вид превратит, — сказал он отцу. — Повсюду будем писать. Чтобы фамилия Челышовых у каждого на зубах была! 
— Не зря я тебя грамоте выучил, — довольный, кивнул отец. — Знаешь цену слову!

И скоро бурно разрастающаяся Самара узнала, к кому надо обращаться, если ты решил благо-устроить свой дом. Прибыль была постоянной. И становилась всё больше, потому что больше становилось рабочих бригад. А прошло несколько лет, и вслед за Самарой о Торговом доме Челышовых узнали и другие города.  

Предложение сделал уже двадцатилетний Михаил Челышов:

Подросшие сыновья Дмитрия Ермиловича с опытными подрядчиками поехали во все стороны света. Деньги были, оставалось найти людей. А Челышовы искать работников умели!

Уже через пять лет своего существования «Торговый дом Д. Е. Челышова с сыновьями» имел свои филиалы в Петербурге и Москве, Киеве и Харькове, Ростове-на-Дону и Казани. Забегая вперёд, стоит сказать, что в 1891 году начнётся стройка века — Транссибирская магистраль. Французская газета «Ля Франс» в 1903 году напишет: «После открытия Америки и сооружения Суэцкого канала история не отмечала события более выдающегося, чем постройка Сибирской дороги». На стройку века были брошены десятки тысяч рабочих, а торговые люди, купцы из самых норовистых, брали подряды на строительные работы, в которых нуждался Транссиб. Среди этих купцов были и Челышовы. Строительство зданий по пути возведения магистрали и отделка построек были главной их работой. Бригады Челышовых, набранные из непьющих и трудолюбивых мужиков, часто из староверов, делали свою работу лучше других и получали самые лучшие рекомендации.   

Параллельно с работой строительных и малярных бригад «Торговый дом Д.Е. Челышов с сыновьями» прикупил мельницу и асфальтовый завод, построил первоклассные бани и доходные дома.

— Деловой человек должен за свою жизнь хоть один храм построить, — сказал в 1896 году Михаил Челышов своему товарищу архитектору Александру Щербачёву. — И не по указке построить, а от всей души, по воле Господа. Я слышал, что госпожа Шехларёва, настоятельница Мариинского приюта, землю прикупила и хочет церковь поставить. Так вот я думаю ей помочь. И деньгами, и своим умением. А ты, Александр Александрович, за проект возьмись…  

Челышов предложил свои услуги, которые Шехларёва приняла с радостью. Проект церкви разработал Александр Щербачёв, а вёл строительство сам Михаил Дмитриевич, к тому времени уже известный и, пожалуй, самый ответственный домостроитель в Самаре.   

А ещё Челышовы занялись хлеботорговлей, о чём мечтали когда-то на заре своей деятельности, но не смогли реализовать мечту, потому что ничтожным был капитал и чересчур большой конкуренция. К началу XX века они уже будут миллионерами и знаменитыми российскими купцами. Но ещё прежде, в 1892 году, 26-летний Михаил Дмитриевич Челышов сказал отцу: 

— Мне мало того, что мы делаем. Мало одной торговли. Понимаешь, батя?

— То бишь ты у нас птица более высокого полета? — хитро прищурив глаза, спросил его Дмитрий Ермилович.

— А если и так?

— Чего ж ты ещё хочешь, Миша? — спросил у сына мудрый отец. — А, Михал Дмитрич, ненасытная ты душа?

— Хочу я в политики пойти, батя. Хочу в Думу самарскую баллотироваться. 

— А-а, вон ты куда метишь! А не высоко ли замахнулся? И не молод ли ты для того?

— По своему росту замахнулся, — с усмешкой ответил его сын. — По Сеньке шапка, уж поверь. Не зря ж я столько книг прочёл! Купцу столько не надо, ему и половины много, и четверти. Но только не мне, батя.

— Надо бы ещё заручиться поддержкой старших товарищей, — сказал мудрый отец. — Чтобы осечки-то не вышло.

Позже говорили, что поддержку от «старших товарищей» Челышовы получили. И от Шихобаловых, и от Аржановых, и от Сурошниковых. С этими фамилиями в своё время уже успели и познакомиться, и сдружиться Челышовы. Тогда ещё на правах младших товарищей, разумеется. Ведь от вышеперечисленных купеческих родов многое зависело, если ты собрался делать дело в одном с ними городе. 

Ровно через десять лет своей общественной деятельности Михаил Дмитриевич Челышов впервые выступит в Самарской Думе с речью о роковой роли пьянства в России. И в Самаре в частности. На небольшом пятачке от улицы Полевой до железнодорожного вокзала и Хлебной площади на сто тысяч жителей скучилось более 450 пивных и около 400 трактиров! «Одна только наша Самара, — скажет он, — пропивает в год более миллиона рублей! Так куда это годится? Куда уходят силы народные?»

А в заключение удивит всех:

— Предлагаю запретить в черте города продажу спиртных напитков в гостиницах, ресторанах, буфетах, магазинах, а также запретить продажу крепких напитков в субботу и праздничные дни. 

Уже скоро в Самаре, в печати, его прозовут, отчасти в шутку, разумеется, «апостолом народной трезвости». Ещё не зная, что пройдёт несколько лет, и так его будут называть уже не в шутку: величать будут по всей России!

В 1905 году, после позорной Русско-японской войны, Россия окунётся в смуту. Забастует два миллиона рабочих, встанут заводы и все поезда России, страна остановится и замрёт пред адским ликом революции. Станет ясно, что прежняя власть — императорская, единоличная — более не жизнеспособна.

Николай Второй будет вынужден созвать первый русский парламент. Думу! Была Первая, но долго не удержалась, распустили парламентеров, затем Вторая, революционная, и третья, прозванная «Столыпинской», костяк которой составили представили крупной буржуазии. В Третью Государственную Думу от партии октябристов и был избран перспективный политик Михаил Челышов. 

Что увлекло его, купца-миллионера, известного местного законодателя, женатого человека, отца большого семейства, прочь из родной Самары? Всё ведь было для счастья! Так что еще человеку надо?

Ветер перемен и воистину грандиозная будущая слава уже касались его сердца…

Он записался как крестьянин -до конца жизни Челышов останется в этом сословии. До него выступил Председатель Совета Министров с правительственной декларацией, чья речь стала предметом живейшего обсуждения.
  Челышов вышел на трибуну — великан! Депутат от Самары одним обликом внушил уважение, а когда заговорил — все замерли.
  —   Его Высокопревосходительство господин Председатель Совета Министров нам сейчас доложил взгляды правительства и намерения, как пойдет дальше жизнь русского государства, — зычный голос его резонирующими волнами расходился по залу, и все притихли. — Он нам здесь же доложил, что у нас в настоящее время происходит в стране разбой, — легкая ирония зазвучала в голосе оратора. — Это мы и сами на месте знаем. Он указал средства, какими нужно бороться с этим злом народным, но он не взглянул, какие причины тому и отчего народ стал другим. Именно — другим! Слов нет, этому способствовал и недостаток отдельных законов и установлений, и недостаток реформ.

Многое! Но есть, господа, другое зло, которое, по-моему, наше правительство замалчивает. А замалчивать его нельзя. Это то зло, что из года в год идет отравление русского населения алкоголем. Вот вам цифры: в 1902 году было продано шестьдесят миллионов ведер водки, а в 1906 году уже восемьдесят пять миллионов! Потребление увеличилось на сорок процентов! Имейте в виду, господа, что все расшатывание нравственных народных устоев, все то, что было святое, доброе и хорошее в человеке, растворялось и растворяется в этом проклятом пойле. Я глубоко уверен: какие бы законы мы ни писали, какие бы реформы ни вводили, этого мало. Если каждый у себя дома, в нашей будничной жизни не будет трезвым, не станет лучше, все пойдет впустую! И наши законы, которые мы напишем сегодня, останутся лишь музейными экспонатами! — голос его гремел над гигантским амфитеатром Государственной Думы и слушавшими оратора делегатами. — Повторяю, если мы не будем трезвы, то мы в скором времени будем о бе зличены и с терты с лица нашей родной земли. А трагедия в том, что мы оказались в замкнутом порочному кругу: вся экономическая система империи построена на взимании нашим правительством налогов с населения через водку! Это и есть худшее зло!

Каким образом? Казне продажа водки приносила в год 700 миллионов рублей. В России проживало 120 миллионов человек. Челышов предлагал ввести сухой закон, но обязать каждого жителя империи платить шесть рублей в казну в год. Это и был бы антиалкогольный налог во славу трезвого и здорового государства. А к тем, кто не мог заплатить этих денег по бедности, он предлагал прийти на выручку богатым людям. Ведь в том, что бы получить трезвых работников, хозяину все равно будет десятикратная выгода! А сколько бы сэкономил русский человек, оставаясь трезвым: в десятки и сотни раз больше! Иные сохранили бы дома, семьи, надежду на будущее. К чести Михаила Челышов а и его воис тин у государственного ума стоит сказать: он смотрел вперед дальше всех политиков вместе взятых! Это подтвердит история ближайшего десятилетия! Но пока «Апостол народной трезвости» только вступил в неравную и жестокую борьбу с национальным русским злом…

— С прошлого года сын владельца бани Михаил Дмитриевич Челышов распорядился не платить коридорным и служащим жалования. Сказал: вы, ребята, итак получаете на чай много, так что делитесь! Вот и приходится вертеться, ваше благородие.
  Они вышли на второй этаж.
  — Отчего же не ушёл, коли всё так плохо? — вполоборота спросил Балин. — Где двадцать первый номер?
  —  В конце коридора, — на втором этаже сказал Чижов. — Справа дверь будет…
  За дверью под номером «21» шёл весёлый пьяный разговор. Вяло позвякивала посуда. Балин, грозно подкрутив усы, постучался.
  — Чего на до? — с вызовом спросили из-за двери. — Кого принесло?
  —  Винца ещё доставили! — зло сказал Балин и с силой толкнул дверь вперёд.
  Им предстала картина вопиющего разврата. На лавке сидели два мужика в простынях, и на каждом повисло по голой женщине, едва прикрытой полотенцем. Одна была помоложе, другая постарше. Перед компанией раскинулась скатерть-самобранка с вином, пивом и закусками. Как это ни странно, вид грозного полицейского не испугал компанию.
  — Ой! — притворно стыдливо взвизгнула молодая. — Какие гости! А мы вас не ждали!
  — И напрасно, — откликнулся Балин и после короткого разговора добавил: — Будем составлять протокол. Документы при себе?
  Оказалось, что все пришли в баню с бумагами. Вот ведь невидаль! Суть нарушения состояла вот в чем. В банях можно было пить что угодно и водить кого угодно. Но спиртное должно было продаваться официально, обложенное налогом, а не из-под полы.
  И Балин составил протокол. Он зафиксировал, что в оный день застал в бане Челышова следующих людей: Бгашева Ивана Федоровича, мещанина, работника пивзавода, Емельяна Ильича Кузнецова, крестьянина, Дедову Наталью Ивановну, проститутку (постарше), и Елизавету Григорьевну Рыбкину (помоложе), что ходила у нее в ученицах.
  — Вот ведь нескладуха! — посетовала в конце Рыбкина. — Мы тут всякий раз водочку пьём, а теперича просто вино да пиво, а вы уже нас и в кутузку сразу!
  Вот эта фраза юной проститутки, тоже запротоколированная, крепко войдет в историю!
  Огласка инцидента в бане Челышовых, официальных трезвенников, могла стать воистину роковой для купеческой фамилии…
  И уже скоро она таковой стала, потому что привлекла к себе величайшее внимание! Буквально всей Самары!
  23 марта 1908 года в респектабельной газете «Голос Самары» вышла статья под названием «Слово и дело».
  Вот что там было:
  «Мы помним горячие речи Михаила Дмитриевича, которым мы аплодировали и в которых он требовал «света» тёмному народу, в которых он громил порок. Эти речи слышит теперь не только вся Россия с высшей трибуны — Государственной Думы, но и весь мир.
  Но слово разошлось с делом!»
  В этой статье его на всю Россию поносили, в открытую назвали лицемером!
  И добавляли: «Михаил Дмитриевич! Прежде чем призывать к добродетели всю Великую Россию и клеймить пороки, наладьте дело в своих малых владениях!» В статье было также и живое описание разврата и пьянства, процветавших под крышей челышовских бань.
  В Петербург полетела не весточка — чёрная весть о лживом депутате Челышове. Статья «Слово и дело» тиражировалась в разных изданиях.
  Для Михаила Дмитриевича Челышова публикация имела эффект разорвавшейся бомбы. Он был в Петербурге, готовил новую речь, и вот заходит он в Таврический дворец, а его встречают улыбками. Ерническими, язвительными!
  —  Читали? — протягивая газету, спросил один из его товарищей. -Конфуз вышел с вашими банями.
  — С какими ещё банями? — спросил Михаил Дмитриевич.
  — Самарскими. Большой конфуз!
  А взгляд его уже летел по строчкам! Тот день Челышов запомнил навсегда. Ложь била в самое сердце. В тот же день он добился и взял слово в Государственной Думе. И сказал очень просто:
  —  Неужто вы думаете, господа, что я такой вот жадный и бессовестный дурак: перед вами тут шапку оземь, рубаху на груди рву, зову Россию к трезвости, а дома у себя в Самаре гадюшники развожу, да? Вином торгую? Проституток вожу по номерам? И на виду у всего города! И так вот свой рубль зарабатываю. Дураком ведь надо быть или того хуже — самому чёрным душой, чтобы так думать! Да у меня врагов — полмира. Кто дурман варит и кто его потребляет. Меня ведь поддерживают несколько десятков честных людей, а одних только крупных винозаводчиков в России — триста человек! И у каждого — своя армия. Я ведь врагов нажил — не счесть!

Вот они и постарались, господа. И ведь только статья вышла в Самаре, и вот уже на следующий день она вдруг в Петербурге! Да как такое может быть? Все же продумали заранее! Знаю, что не угоден, знаю, что все водочные, винные и пивные короли на меня охоту открыли. Как ещё не убили — удивляюсь! Ну так скажу вам: не сдамся! А подлеца, который устроил эту провокацию, из-под земли достану!
  Друзья в Третьей Государственной Думе не сомневались в честности Михаила Дмитриевича Челышова. Но враги!.. Эти торжествовали! Общественность купилась на скандал. Оговорить же так просто! Вот что буквально разрывало сердце Михаилу Дмитриевичу Челышову. Теперь он это знал наперёд, люди будут тыкать в него пальцем на улице и говорить: «Глядите! Глядите! Лжец идёт! Лжец!»  

Травля
  Работа «Комиссии по борьбе с пьянством в России» под руководством епископа Гомельского Митрофана и Михаила Дмитриевича Челышова набирала обороты и привлекала на свою сторону всё новых депутатов Третьей Государственной Думы. Программой максимум для Челышова и его товарищей было введение на территории Российской империи сухого закона, программой минимум — сокращение продажи вина. В первую очередь Челышов боролся за то, чтобы запретить продажу спиртного там, где государство оказывает материальную помощь населению, потому что эта матпомощь попадала в руки отцов семейств, крестьян-мужиков, а не бесправных женщин и почти сражу же спускалась по кабакам. Борясь за оздоровление нации, Челышов боролся и за равноправие в своем недужном государстве.
  Но враги-пересмешники, проплаченные винозаводчиками депутаты Третьей Государственной Думы, не давали ему покоя, то и дело обрывали его речи с места:
  —  А бани? Как же ваши бани, Михаил Дмитриевич?! Водочкой-то до сих приторговываете, а? Или закрыли на время лавочку-то свою золотую? — они стучали ногами, рычали, свистели в его сторону: — Люди добрые, поглядите на него! Каков обманщик! — в ход шли любые оскорбления. — Совесть-то есть, господин трезвенник?!

Всему миру голову заморочил, виноторговец! Губитель России!
  Как обжигали Михаила Челышова эти насмешки! И как бойко они летали по залу Таврического дворца! Враги постарались на славу! Заседания Третьей Государственной Думы грозились стать адом для Челышова.
  Велика и страшна была обида…
  —  Я еду в Самару, — в апреле 1908 года сказал своим друзьям и коллегам Михаил Челышов. — Мне надо клеветника найти! Я не успокою сь, ночами спать не буду! В лепёшку разобьюсь, но из-под земли достану гада ползучего! — он сжал крепкий мужицкий кулак: — И призову к ответу!
  Вакано против Челышова
  Барон Альфред фон Вакано воистину был любимчиком судьбы. Будущий пивной король России (ну, как минимум герцог) родился в 1846 году в Козове, на территории Тернополя, то есть в Западной Украине, входившей по тем временам в Австрийскую империю. Немецкий дворянин, на славян, конечно же, он смотрел как на своих батраков. И бизнес поехал делать именно в Россию. Ристалищем он выбрал быстрорастущий город на Волге — Самару. Фон Вакано пообещал, что на месте старенького пивзаводика разорившегося купца Буреева в кратчайшие сроки отстроит новый пивоваренный завод по новейшим европейским технологиям и напоит чудесным напитком всю Самару. 4 марта 1880 года предприимчивый немец выиграл торги и получил землю в аренду за 2 201 рубль. 15 марта между Самарой и Альфредом фон Вакано был подписан договор на 99 лет. Не прошло и года, как пивной завод фон Вакано красавцем-исполином вырос на берегу Волги и стал варить пиво. Бочковое «Венское» и «Венское столовое», недорогое и вкусное, в кратчайшие сроки поработило доверчивых, склонных к излишествам самарцев.

Поначалу у фон Вакано был компаньон – знаменитый самарский купец Субботин. Но с 1 января 1900 года семья Вакано уже владела пивоваренным заводом единолично. Их торговый дом назывался «Товарищество Жигулевского завода А. Вакано и Ко». В 1908 году самарский пивзавод производил уже около трёх миллионов вёдер пива в год! И объемы только нарастали…
  Все бы хорошо, если бы не этот Челышов! Он в глаза называл всех винозаводчиков палачами России. А тут до чего дошло! Он, Альфред фон Вокано, добился разрешения на открытие пивных ларьков. Правда, в обход постановлений городской Думы. Челышов дознался о том. И вот они встречаются в Думе. Альфред Филиппович протягивает ему руку — хоть и враги, а куда деваться! — а в ответ слышит: «Я не подам руки человеку, обходящему думские постановления с заднего крыльца!» И это при всех гласных! В прежние времена за такое вызывали на дуэль.
  И позор смывали кровью.
  Альфред фон Вакано уже тогда решил: «Отомщу!»
  И вот настало время действовать. Он вызвал управляющего пивзаводом и сказал:
  —  Мне нужен надежный человек из самых низов, лучше из своих, но чтоб умишком был не беден. Для крайне важного и щекотливого поручения, о котором не должен узнать никто. Слышите? -Альфред Филиппович даже пальцем погрозил: — Никто!
  — Есть у меня такой человечек, -кивнул управляющий.
  И скоро в дом к фон Вакано пожаловал работник пивзавода, из толщи народной, с заискивающей улыбкой, готовый на все. Звали его Алексей Андреевич Коновалов. Слушая хозяина, он кивал: «Гулянка в бане, с алкоголем и проститутками, все понял, все…»
  Коновалов получил инструкции и удалился…
  А вскоре случился «инцидент в банях Челышова». Цепная реакция началась стремительно. «Голос Самары», газета «Хулиган», затем и столичное издание «Челы-шовщина» публиковали обличительные материалы. Печатались карикатуры, причём залихватски выполненные! Издания скупались и рассылались «нужным» людям и организациям. Сотнями рассылались номера! Чтобы мимо никого не прошло! Михаила Дмитриевича Челышова попросту решили задрать.
  Он не мог не вернуться в Самару. Но возвращался он не один -с ним был петербургский сыщик, дока в своем деле. Еще в поезде он сказал: «Врагов у вас тьма — знаю это. Но все с Самары началось. Так кто тут ваш главный враг? Хорошенько подумайте…»
  Заслуги частного сыска
  В Самаре сыщик развил бурную деятельность. Ну так на то он и столичная ищейка! Уже через неделю он давал нанимателю отчет.
  — Вот что я обнаружил, господин Челышов. Этот пройдоха Коновалов, который вызвал полицию в тот вечер в бани вашего отца, работает ни где-нибудь, а на заводе Альфреда фон Вакано. Да-да, Михаил Дмитриевич, именно так! Мещанин Бгашев, который распивал с проститутками вино в банях, — тоже работник пивзавода. Они это дело «по-семейному» решили смастерить. Рука руку моет! Я выследил и подпоил Бгашева, он и сболтнул, кто устроил этот банкет. Проституток я тоже нашел. Та, что помоложе, Рыбкина, сказала, что было велено погромче бутылками греметь, а потом сказать: мол, мы нынче пиво и вино в бане пьём, а чаще-то водочкой туточки балуемся. За номер «21» в банях заплачено 90 копеек из кассы всё того же пивзавода. Я нашёл возможность ознакомиться с документацией и выяснил, что господину Коновалову с компанией от господина фон Ва-кано перепало в общей сложности около двухсот рублей. Провокация налицо. Но мы будем копать дальше, ведь виновник ваших бед пока что за крепостной стеной и башнями прячется.
  3 июня 1908 года в Самаре вышла статья «Интрига против Челышова». Михаил Дмитриевич полностью был оправдан. В статье прозвучали такие слова: «Хотели сказать: вот он, апостол трезвости, бескорыстный служитель идеи народного блага, облечённый высоким почётным званием народного представителя. Он — неискренний, лживый человек. Его девизы — фальшивая монета. Во имя рубля он втихомолку поощряет то, против чего борется открыто!
  Так хотели сказать — и говорили. Это хотели доказать, но… не доказали!
  Хотели или хотел…
  Многие или — один?»
  Статья всё расставляла по своим местам. Все нити отныне вели к дому Альфреда фон Вакано. Тот выступил с оправдательной для себя и обличительной против Челышова статьей: «Я считаю эту продажу (спиртного в банях Челышова), кем бы она ни производилась, злом, с которым надо бороться…» — гневился Альфред Филиппович. Но впустую — ему никто не поверил.
  Сработал эффект маятника. Удар вернулся клеветнику. Вначале о заговоре узнала Самара, а потом столица и вся Россия.
  11 января 1909 года зал заседаний Самарской Думы был переполнен. Оправданный Челышов среди товарищей-октябристов и просто избирателей готовился произнести речь. От него ждали ответа на происки вино-заводчиков.
  И Михаил Дмитриевич сказал:
  — Нас, борцов, мало, а заводчиков — три сотни! И за каждым — армия! А стало быть, имя им -легион! Пресса также помогает нам мало, высмеивая или замалчивая проповеди трезвенников. Всем вам известна банная история! Человек пошёл на подкуп, чтобы осрамить меня. Чем же я могу поручиться, что, окупив сегодня счёт, завтра они не окупят убийцу, который убьёт меня из-за угла (подлинные слова М.Д. Челышова).
  Пути Господни неисповедимы, этот скандал сыграет в конечном итоге на руку Михаилу Дмитриевичу. Точно сами небеса возблагодарят его за пережитые унижения!

И стали думать враги: как его сделать бессильным? Заглянули в историю, что там написано о том…
  —  Очень интересно, — кивнул Толстой.
  — И обнаружили, — горячо продолжал Челышов, — что все великие мировые завоеватели, покоряя любую страну, спешили распространить в ней вино, которое вытравляло и разрушало все нравственные устои завоёванного народа — и народ обезличивался!

Не оттого ли вся наша экономика построена так, что рано или поздно, а должен спиться русский мужик и отдать свою землю завоевателю!
  Так они и проговорили на веранде, за чаем с вареньем и бубликами, два часа.
  — Мы хотим в Думе проект провести, — вспомнил Челышов. — Чтобы на всей водке этикетка была, говорящая о смертельном вреде алкоголя.
  — Хорошее дело, — кивнул Толстой. — Покажите мне её, Михаил Дмитриевич.
  Челышов порылся в портфеле, достал бумагу и протянул её Толстому.
  —  Долго сочиняли! — с заботой объяснил он.
  — И большим числом, конечно, — предположил великий русский писатель.
  — Ещё каким большим! — кивнул Челышов.
  — То-то и видно! Много текста. Каждый приложился. Надо короче. Есть у вас карандаш?
  — Разумеется, — ответил гость.
  — Давайте, и чистый лист тоже, -сказал Толстой.
  Челышов выделил великому мыслителю требуемое. Тот положил перед собой лист, взял карандаш и, недолго подумав, написал: «Водка — страшный яд; большой вред телу и душе». Пожалуй, это был первый антиалкогольный слоган в России.
  После трапезы Толстой провел гостя по дому, показал картины любимого художника Николая Орлова, передвижника, и только потом пошел провожать. Доктор Маковецкий, домашний доктор Толстых, по просьбе Льва Николаевича подобрал для гостя важные и нужные книги.
  У брички они троекратно поцеловались. Уезжая, Челышов оглянулся. Великий мудрец стоял у края дороги и, опираясь на посох, смотрел в осеннюю даль. Седую бороду великого русского писателя потрёпывал ветер.
  Свидеться им уже будет не суждено. Челышов ещё раз приедет к писателю, через год, но Лев Николаевич как раз захворает. Михаил Дмитриевич оставит бумаги и уедет.
  А ещё через год Лев Николаевич, вдруг оставив дом, с посохом и сумой двинется в своё последнее земное путешествие. Он уйдет из жизни 7 ноября 1910 года на станции Астапово в Рязанской губернии.
  Уйдёт прямёхонько в вечность…  

Тост за здоровье Его Величества

Избранные члены Государственной Думы были приглашены в Зимний дворец на обед к Николаю Второму. Надо было показать свою лояльность к народным избранникам. Достоверно известно, что за обедом присутствовал и Григорий Распутин. Он и сказал великану из Самары:

— Все борешься с грехом пьянства, Миша? Правильно. Я и сам тут папу (Николая Второго. -Прим. авт.) недавно попрекал, говорил ему: «Чего ж ты, государь, народ свой спаиваешь? За что ж ты его так ненавидишь? Вон, говорю, Челышов, богатырь, голову себе разбивает на каждом заседании, в закрытые двери ломится, страдает за всех. А ты всяким Голицыным да Гинзбургам потворствуешь, на пьянстве народном рубль свой пьяный отмывающим!»

Даже холодок пробежал по спине Челышова от таких слов.

— Так-то все так. Но теперь подумай, Миша, как поступишь, когда тост за императора поднимут. Минутки остались. Не выпьешь — оскорбишь смертельно государя своего!

И пошел к Николаю, оставив Челышова с черными мыслями.

И вот — время первого тоста. Все думцы подскочили с мест, с благоговением подняв бокалы с шампанским. Поднялся и Челы-шов — на голову выше всех остальных. И взгляды всех присутствующих, точно магнитом, потянулись именно к нему, Михаилу Дмитриевичу Челышову. И в том числе взгляд самого Николая Второго, хорошо знавшего об «апостоле народной трезвости».

И Челышов взял бокал. Но только поклонился в сторону государя:

— Его Императорское Величество знает, что я всем сердцем желаю здоровья Его Императорскому Величеству, но даже во имя его здоровья не буду портить своё! (Подлинные слова Челышова на том званом императорском обеде в Зимнем. — Прим. авт.)
И поставил бокал на стол. Зал оцепенел.

— Ей-богу, ваша принципиальность заслуживает уважения, — искренне вымолвил государь.

Городской голова, или «Нам нужна гласность!»

В 1909 году на пост самарского городского головы баллотировались такие известные люди, как Дмитрий Кузьмич Мясников и Сергей Несторович Постников. Первый уже был самарским головой с 1907 года и прославился тем, что при нём процветало взяточничество. Третьим претендентом был Михаил Челышов.

Еще прежде товарищи по Думе уговаривали его, и он решил: а почему бы и нет? А лозунг выбрал для себя такой: «Свет, гласность и контроль». Потому что и правительство, и экономика, и все сферы общественной жизни при Мяс-никове стали той мутной водой, в которой любой рвач удачно ловил свою рыбку и в ус не дул.

На выборах Михаил Дмитриевич Челышов получил счастливое количество голосов: 33! Постникову досталось пять голосов, Мясни-кову — восемь. Ещё один триумф!

Аппарат нового градоначальника заработал совсем иначе, чем это было при Мясникове. С точностью до наоборот! Прежде все было покрыто тайной, теперь же в Самаре появился новый институт чиновников.

— Мы его назовем общественным контролем, — сказал своим управленцам самарский городской голова. — Всё тайное они сделают явным.

И вот уже небольшая армия контролёров двинулась по всем существующим коридорам административной машины. А ведь это и впрямь было нововведение Че-лышова, ничего прежде Россия не знала! И выбрал градоначальник самых неподкупных! Денно и нощно контролеры шли по следам рвачей и казнокрадов. Контролёры следили за расходом воды, электроэнергии, песка, гальки, бутового камня, за сдачей в аренду городских мест. И все разузнав, тотчас бежали на доклад к городскому голове. Страшно стало чиновникам! Прежде самые резвые и наглые, теперь они сидели по тёмным углам и давились ненавистью к Челышову. За то, что контролёры работали, и на совесть, говорил тот факт, что городской доход увеличился вдвое.

И вскоре на небольшую армию контролеров ополчилась большая армия врагов Челышова.

Слабым местом Михаила Дмитриевича оказалось то, что ему приходилось работать на два фронта. Ведь он оставался и законодателем — депутатом Третьей Государственной Думы. А в Петербурге его деятельность только набирала обороты. Антиалкогольная кампания катилась по всей России, всё больше сторонников входило в ее ряды. Именно в это время в интервью одной из газет премьер-министр Петр Аркадьевич Столыпин и сказал: «В отрадном уменьшении пьянства — заслуга депутата Челышова. Его фанатичная проповедь, несомненно, оказала на то своё влияние». По России проходили Городские праздники трезвости, в борьбу вступили и наиболее сознательные православные священники, они служили молебны «За искоренение в России порока пьянства». Заграница обратила внимание на русского борца с алкоголизмом. На рауте у Столыпина один из европейских послов сказал Михаилу Дмитриевичу: «Господин Че-лышов, вы подняли общемировую проблему!» Михаилу Дмитриевичу шли письма со всей России. Именно в те годы имя Челышова становится известным всей просвещенной Европе.

Сын бедного маляра заставил говорить о себе половину мира!

В 1907 году вышла в свет книга Михаила Дмитриевича Челышова «Главная причина нашего несчастья», в 1911 году ещё один знаковый труд — «Пощадите Россию. Правда о кабаке, высказанная самим народом по поводу борьбы с пьянством». Она и сложилась из самых отчаянных писем русских людей, чью судьбу или судьбу их близких сломал алкоголь. Эта книга станет известна всей России: её будут цитировать, переиздавать.

Россия, хлебная страна, то и дело голодала. Хлебный вопрос, который поднял Челышов, прокатился по Третьей Государственной Думе, а затем и по России. В то же самое время в Санкт-Петербурге вышла книга Михаила Челышова, она называлась «Положение России на мировом хлебном рынке и об упорядочении нашей торговли хлебом за границей». Челышов со своим мужицким и купеческим умом давал ясный ответ, как накормить страну хлебом. Он предлагал перестроить всю экономику империи! Благодаря его инициативе Третьей Государственной Думой было принято «Законодательное Предложение о мерах к упорядочению хлебной торговли».

А вот чиновничья Самара от его услуг решила отказаться. В Самарской Думе созрел заговор «21-го». Думцы, подговоренные и подкупленные теми делягами, кто страдал от гласности и кто просто завидовал Михаилу Челышову, его популярности и силе, потребовали убрать ее. И Дума постановила: гласность отменить!

На очередном заседании Самарской Думы Челышов вышел к трибуне.

— Гласность, как и контроль, существовала в Управе около двух лет, — сказал Челышов. — Теперь же, когда Дума уничтожила контроль и когда гласности устраиваются препятствия, я считаю невозможным для себя и убыточным для города руководить городским хозяйством без контроля и в темноте, как оно велось в прежнее время. Вследствие этого я слагаю с себя звание городского головы.

Он не спеша снял с груди цепь градоначальника и положил на трибуну. А потом повернулся и, больше не сказав ни слова, вышел из зала. Михаил Дмитриевич Челышов покинул пост городского головы на два года раньше, чем требовали его полномочия. Он ушёл гордо, с высоко поднятой головой и на голову выше всех, не сомневаясь, что поступает именно так, как ему и должно поступить.

Летом 1912 года Государственная Дума третьего созыва закончила свою работу. Михаил Дмитриевич Челышов хотел баллотироваться в Четвертую Думу, но винокурщики России приложили все усилия, что бы их главного врага более не оказалось во власти. В ход шли наветы и клевета.

Но, оставаясь крупным общественным деятелем России, а также гласным Самарской Думы, Михаил Дмитриевич Челышов обратился с призывом добиваться полного прекращения продажи спиртных напитков в России. Точно предчувствуя приближающуюся политическую катастрофу, Челышова поддержал Святейший Правительствующий Синод. Государь и правительство послушают Челышова и других борцов с пьянством в России — сухой закон будет введен, и случится это летом 1914 года, накануне Первой мировой войны. Все общество увидит, насколько свободнее вздохнет страна, как будто сбросит с себя тяжелое ярмо, но будет уже поздно. Ослабленное, нездоровое государство будут ждать изматывающая война, революция и страшная гражданская бойня.

Всего этого Михаил Дмитриевич Челышов не увидит: он умрет во время приступа аппендицита 13 сентября 1915 года. Уйдет из жизни на пике своей мощи и силы в полные 49 лет. Все газеты России напишут о смерти великого человека и подвижника. Улицу Саратовскую (Фрунзе) переименуют в улицу Челышова, его портрет повесят в Самарской Думе, учредят стипендии имени Челышова в реальном и коммерческих училищах.

Но его посмертной славе оставалось жить всего ничего, как и всему старому миру.

О Михаиле Дмитриевиче Челышове самарцы по-настоящему вспомнят только в конце двадцатого века и будут удивлены, какой человек-титан жил в одном с ними городе и делал все, чтобы изменить мир к лучшему.

0 комментариев

Комментарий появится после модерации

Источник